– Никогда, – прошипела белобрысая, – никогда она не будет висеть на доске почета, если только на заборе с пометкой – «главная овца школы»!

– Договорились, – бросила Инна, – только после того, как ты свернешься возле школы клубком и послужишь урной для мусора.

– Смешно, овечка, только как бы плакать вскоре не пришлось! – Кристина демонстративно развернулась и в компании своих безмолвных подружек пошла в сторону лестницы.

Ваня хохотнул.

– Урна… в остроумии тебе не откажешь.

– Ты пойдешь к ней на день рождения?! – возмущенно воскликнула Инна.

Парень недоуменно вскинул брови.

– Конечно, а что тут такого?

– Ты еще спрашиваешь! – В сердцах она отпихнула его руку.

Ваня нахмурился.

– Послушай, это что за ревнивые разборки? Я знаю Кристи с первого класса, да она мне как родная сестра! – Он хитро улыбнулся. – Даже роднее, если тебе интересно, у нас любовь была в младших классах.

Инна скрестила руки на груди и отвернулась, буркнув:

– Рада за вас!

Он попытался ее обнять, но она не позволила.

– Красавица моя, я думал, ты выше ревности. Не нужно надувать губы, мы ведь собираемся висеть на доске почета, а с такими лицами этот номер не пройдет.

Не желая того, Инна улыбнулась. На него было сложно обижаться.

– Вот так, – Ваня тоже улыбнулся, – ну, не пригласила она тебя, а ты чего хотела? Можем устроить сходняк в каком-нибудь музыкальном баре, и ты ее тоже не пригласишь.

– Так и сделаем, – кивнула Инна.

Они еще немного поболтали и разошлись по своим классам.

Первый лед треснул. Некоторые одноклассницы вслед за парнями пытались снова вернуть ее дружбу. Инна не противилась. Постепенно класс окончательно ее принял в лоно своей дружной семьи, но теперь излишне сближаться Инна не собиралась ни с кем. Сровняться с остальными – это означало потерять возможность попасть на доску почета, а в ее намерения входило вернуть себе утраченный с переходом из гимназии титул самой популярной девчонки школы.

Четверга она ждала с особенным трепетом. Ведь это – литература, а значит, раздадут проверенные тетради. Инна нервно постукивала ручкой о стол, отсчитывая секунды до появления в классе директора. Каково же было ее изумление, когда он не пришел! Дверь открылась, и появилась женщина средних лет со стопкой тетрадей под мышкой. Она представилась, сказала, что отныне будет вести у них русский и литературу, она надеется, что они подружатся. Инна ощутила себя обманутой. Ничего ужаснее случиться не могло! Она и так редко видела его, а теперь они совсем не будут встречаться, даже случайно…

Учительница отдала ей тетрадь.

– Очень хорошая работа, Инна.

– Спасибо, – придушенно выдавила она.

Казалось – жизнь кончена! Твердой рукой Константина Викторовича на полях стояла жирная пятерка. Инна пролистнула тетрадь. Выпал листок с ее стихотворением. Внизу она увидела пометку, сделанную красной ручкой: «Обрати внимание на вторую строфу – сбив с ритма». Это была пощечина, самая болезненная в ее жизни. Глаза обожгло, Инна поняла, что сейчас расплачется. Она быстро сложила свои вещи в сумку, подошла к учительнице и, соврав что-то о плохом самочувствии, выбежала из класса, а еще через минуту – из школы. Благо литература стояла в расписании последним уроком. Щеки жгло от катившихся слез, Инна не вытирала их, лишь ниже надвинула на лицо капюшон.

«Ничего он не понял, ничегошеньки… понял, что я не умею писать стихи! Вот, наверное, посмеялся, читая мои глупые бредни», – горестно думала она, садясь на скамейку за домом, застланную газетами и картонками. Бабульки их столько сюда натащили – впору склад бумажной макулатуры открывать. Инна вынула из сумки тетрадь. Снова и снова перечитывала она свое стихотворение, слезы капали на лист, ей хотелось прокричать в умное лицо директора о своей ненависти. Или – о любви. Она еще не решила. Ее душили гнев и отчаяние. Не нравится она ему – ничто ей не помогло! Ни тихие взгляды, ни новый образ, даже стихотворение…

– Эй, ты что? – услышала она ставший уже ее личным наваждением голос.

Инна подняла голову. В шаге от нее стоял Артем.

– Двойку, что ли, получила?

Она ничего не ответила и медленно смяла листок.

Он присел рядом.

– Не скажешь, почему плачешь?

Инна одернула короткую юбку. Пошел снег. Большие пушистые снежинки приземлялись на ее капроновые колготки, превращаясь в россыпь капелек.

Артем вынул из ее ослабевших пальцев листок со стихотворением, развернул и прочел.

– Красиво, – задумчиво пробормотал он.

– Не все так думают, – прошептала она.

– Глупость какая, уверен, тот, кто приписал красным эту чушь о ритме, – полный болван!

– И этого болвана я люблю, – неожиданно призналась Инна.

Артем долго молчал.

– Расскажи, что случилось, может, легче станет? – мягко предложил он.

– О таком не рассказывают…

– Рассказывают обо всем, – возразил парень.

Инне не хотелось смотреть на него, она догадывалась, что выглядит ужасно, да и тушь наверняка потекла.

Парень заглянул в ее тетрадь.

– Вон, пятерки одни, а ты ревешь из-за какого-то ритма! Да и не заметил я, что он сбился.

– А тебе откуда знать, ты ведь не учитель по литературе!

– Учитель по литературе, – изумленно повторил Артем, – это он написал?

– Да… он.

Парень хмыкнул.

Инна все-таки взглянула на него. Артем выглядел крайне удивленным.

– А ты что подумал?

– Я подумал… в общем… я… ведь стихотворение довольно откровенное. – Он смущенно потупился. – Подумал – ты написала его для какого-то парня, который тебе очень нравится, а он не обращает на тебя внимания.

Инна убрала тетрадку в сумку, боясь, что Артем может увидеть на обложке ее настоящее имя, которое ему прекрасно известно.

– Я написала его для учителя по литературе… – Она помолчала. – Это он не обращает на меня внимания, а мне бы этого очень хотелось!

От этого признания ей и в самом деле стало легче, словно груз с плеч свалился. А вот Артема ее груз явно придавил: такое у него стало ошеломленное лицо, что Инна не сдержала улыбку.

– Вот такая я дурочка, влюбилась в того, кто даже не смотрит в мою сторону и не посмотрит. Стихи писать я не умею.

– Это ты для него так разоделась? – спросил Артем.

– Что-то вроде того.

Парень сложил листок пополам.

– Можно взять это себе?

– Да бери, глаза б мои никогда не видели этой бездарщины!

– Ты не права, если бы мне кто-нибудь такое написал…

– Ай, – она отмахнулась, – тебя долго уламывать, как я поняла, не нужно, ты всегда готов к приключениям, особенно если их тебе предлагает какая-нибудь девица.

– Почему это ты так поняла? – не на шутку оскорбился Артем.

– Неважно… просто поняла, и все тут! – Инна поднялась. – Я пойду.

Он не отставал.

– Нет, ты скажи мне, почему ты так обо мне думаешь?

– Видела тебя с девочкой какой-то, вот и подумала: то одна, то другая…

– А-а-а, с Катей, что ли? – вздохнул парень.

– Понятия не имею, как ее зовут, – с подчеркнутым безразличием в голосе бросила Инна.

– Не хочешь куда-нибудь пойти? – резко сменил он тему.

– Разве что домой, – на ходу вынимая из сумки зеркальце, пробормотала она, – оплакивать свою горькую судьбу.

– Не такая уж и горькая, как ты думаешь! Зачем такой девчонке, как ты, какой-то простой учитель?!

Она обернулась:

– Если тебя это утешит, он не просто учитель по литературе, но и директор школы!

Его это отнюдь не утешило.

– Директор, говоришь… – Артем нахмурился, он хотел что-то сказать, но почему-то промолчал, разглядывая снег под ногами.

– Забудь все, о чем я тебе наговорила, – посоветовала ему Инна, – мне вообще не стоило языком болтать.

– Значит, это стихотворение – для директора школы? – точно не услышав ее, уточнил парень.

– Я ведь сказала уже…

– Я понял, – резко произнес он.

Привыкнув к тому, что он всегда говорит ровным тоном и не повышает голоса, Инна даже отшатнулась.